Полезные ссылки
Кирпичное дело: промысл, где мы еще почти хозяева у себя дома / Заезжий Тулуп. [Часть 3] [1873]
Первая страница
Воспроизводится по изданию:
Заезжий Тулуп. Кирпичное дело: промысл, где мы еще почти хозяева у себя дома. – СПб.: типо-лит. В. Грацианского, 1873. – 63 с.
КИРПИЧНОЕ ДЕЛО: ПРОМЫСЛ, ГДЕ МЫ ЕЩЕ ПОЧТИ ХОЗЯЕВА У СЕБЯ ДОМА. [ЧАСТЬ 3]
***
Обрезщица есть женщина, которой все дело на заводе состоит в перекладывании просыхающего кирпича, в правильном укладывании готового сырца в кучи. Собственно дело ее не есть особое ремесло, каждая поденщица может быть обрезщицей, но всё таки в продолжении всей летней работы обрезщицы составляют особую корпорацию и устраиваются в артель, имеют свою старостиху, свой срок работы, свою плату, и обрезщица заработывает в сутки около 60 коп.; кормятся они целою артелью и живут все лето в одном помещении. Впрочем между обрезщицами много пьяниц и гулящих баб, а потому в случае эпидемии они делаются первыми ее жертвами. Тогда все эти бабы в один голос кричат, что, дескать, помещение не чисто и мигрируют, куда кто может, подальше от нечести.
В это лето я видел подобный случай. В обрезщицкой хате заболело холерой две женщины. Их увезли в больницу и там умерли они бедные. На другой день утром в хате уже не было ни одной обрезщицы. Они расседались по соседним поселкам и сходились лишь на работу. Холера разогнала артель.
Этот факт побега от болезни и суеверия в нечистую силу уже не встречается в кругу более развитых порядовщиц. Эти последние смотрят на болезнь правильно; за то они и Новоторки, а обрезщицы вообще составляют самый серый народ с отдаленных от центров местностей.
Осенние обрезщицы т. е. те которые перекладывают изготовленный кирпич до уборки его под крышу уже не формируются в артель, а работают поденно. Вообще обрезщица не есть тип; она должна быть причислена к категории чернорабочих.
Из рук порядовщика и обрезщицы, из куч, сложенных ими в квадраты и кубы, из под навесов порядовщиц, по обсушке кирпич поступает в тележки сушников. Обыкновенная тачка, хорошо сбитая, с колесом, окованным железом и на железной оси вот инструмент сушника. Он владеет им также ловко, как порядовщик кирпичной формой. Его дело накладывать сырец на гумнах и под навесами и перевозить в печь. Работа эта и не так проста, как кажется и не так легка. В свою тележку, без перил, сушник наваливает т. е. правильно уставляет по 40 кирпичей за раз. Тяжесть весьма приличная и объем товара чуть помещается на узкой доске тележки. Катит он ее часто заполверсты.
Работа сушника была бы слишком трудна, если бы к каждому месту уклада кирпича он вперед не заготовлял себе пути. От разных концов разработки глины в сырец положены плотно в земле, и по возможности правильным образом, крепкие дюймовики, на которых укреплены железные полосы шириною в два дюйма т. е. почти вдвое против ширины колеса сушницкой тележки.
Эти главные пути заготовляются заводчиком и у хороших хозяев есть кроме того порядочный запас дюймовок, снабженных железными полосами для прокладывания боковых путей к кучам кирпича и сараям.
Сушник каждый раз прокладывает себе новую сеть миниатюрных чугунок от складов кирпича к главным ветвям, ведущим к печам. И как живо, как ловко делаются эти пути, как крепко, и как ровно укрепляются дюймовки на приготовленном в несколько минут, покатистом земляном пути. Тут действительно сушник является артистом дорожного дела. Встал сушник в 4 часа, а к 5-ти часам смотри, уложены пути ко всем новым кучам кирпича, требующимся в печку. Тележка наложена, солнце поднялось выше, — долой поддевки, долой шапки, — ремень у рукояток тележки закинут на плечи и уже катится скорым шагом тележка с сырцом в печь; нигде не зацепит она, нигде не колыхнется по углам и извилинам устроенного в час пути. Хоть дождик промочил ночью, хоть скользит колесо по железу, но ловкие руки сушника не дозволяют ему уклоняться с пути. На главных путях избитых случаются оказии, тележка соскочит с рельсов, а то, смотришь, и сам сушник повалился. Тогда на всей веренице одна за другой следующих тележек поднимается шум и крик: береги, стой... повалился... и смех и общий хохот и общая шутка над поклонившимся колесу сушником; а коли грязный встал он и раскрасневшись от стыда, то пошла потеха на целый день; богомольй, да богомольный сегодня Митюха наш; поклоны то бьет земные... весь в грязи как в окладе, словом, резвая потеха, безвинная шутка резвого русского люда.
И докатились вереницей тележки до печи, и рядком становятся они в ней к обеим сторонам, и укладывают кирпич так правильно; как редкий рисовальщик чертит первый контур, так ловко и скоро, как, жонглер французский подкидывает шары!
И рысью докатились назад пустые тележки, с песней часто, с прибауткой всегда... а там у куч кирпича привал — кто уселся минут на пять отдохнуть, кто закурил папироску из газетной бумаги, сданной в архив, и махорки нашей родной Полтавской, что продаем мы в Лубнах, рубля по 4 ассигнациями за пуд. Папироски еще курятся, а тележки уже навалены опять. Папироска потухла уже на половине пути к печке, догорев разумеется так, что и усам досталось.:
И целые дни катают так кирпич эти дети люда, незнающего усталости в труде... и заработывают. деньгу хорошую и укрепляют силу и печать недуги седьмым потом на жгучем солнце.
Молодцы, могу сказать, сушники наших кирпичных заводов.
И между ними, как между порядовщиками, есть много грамотных. В субботу, после бани, или в Воскресенье утром они уже раздобыли себе где нибудь газетку. «Голос» для них лакомый кусочек и залегли где нибудь на траве большой компанией, и читают, значит, поочередно, кто по грамотнее. К ним подоспели слушать и некоторые порядовщики, которым в церковь лень идти, и пошли толки и перетолки до обеда, до кабака; да и в кабаке еще продолжается разговор на счет всяких происшествий, особенно о том, где Царь побывал, что и как сделал и сказал, где государыня-то бедная голубушка больная; где, значит больница новая, что холерным все конца нет, где какие ярмарки, где пожары были; где урожай, а где голод. Бак немцы французов приструнили, да и подхватили. Как теперь, должно, собираются на нас окаянные, да не смеют, потому что дескать, царь ихний нам родня... Старик, значит, с нашим царем хлеб и соль делят... как, солдаты немецкие, да хитекторы нас не любят……… .
Как это будет, что, как и почему, — словом, рассуждает широко широкая натура берегов Волги, Оки и Камы.
А там, смотри, из за куста выглядывает, прижавшись в траве, и прислушивается невидимкой, востроглазый мальчишка... Как-бы нам-то на заводах почитали, осторожно уходя, поговаривает мальчуган, размахивая по лбу вторым пальцем левой руки, уж не пожалел-бы пяти копеек каждое Воскресенье.
Ну, откинувши назад длинный волос и бегом пускаясь к печи, громко выкликивает бой мальчишка; придет и наше время.
Этот мальчишка очелочник оставил огонь, чтобы послушать газету и боясь провиниться прет назад со всех ног к очелку.
Об очелочнике речь впереди, так заговорил я к делу, а здесь следует сказать о сушниках и в укор их. Правда, ведь, везде гожа.
Сушники почти со всем в церковь не вхожи: во первых потому, что между ними много сектантов, а во вторых потому что весь люд заводский мало бывает в церкви.
Лишь новоторки затягивают часто в церковь мужей своих, или любых молодцов-порядовщиков.
Разряженной Новоторке веселее пройти в церковь с молодцом, а кто любит Новоторку тот молится и Богу ее. Между порядовщицами много богомольных, спасибо, лишь с сушниками в дела они не входят; вот почему и сушников в церкви невидно. Так объяснил мне это дело мой приятель Макар Тимофеич; сушницкий староста audita refero.
Самый тяжелый труд во всем кирпичном деле это, без сомнения, труд очелочников. Очелочниками технически называются те рабочие, которые топят печи (очелки) на кирпичных заводах нашего обыкновенного устройства.
Кирпичная лечь должна топиться денно и ночно, в продолжении нескольких суток, пока совершенно обожжется вложенная в нее партия кирпичей.
Поднимаясь по Неве до Шлюссельбурга, вы видите по обоим сторонам постоянно дымящиеся строения, особенность которых состоит в том, что дым выходит не из труб, а прямо из крыш; не привычный глаз может легко счесть дымящуюся кирпичную печь за пожар здания. На пароходах нервные дамы, выросшие в Петербургских институтах чиновницы, часто восклицают с испугом: regarde donc quel insendie, глядя на дымящуюся кирпичную печь... Вот это-то уродливое дымление здания без трубы, производит денно и ночно очелочник.
Дело, само по себе, кажется совершенно простым, однако быть хорошим очелочником дело крайне важное для завода. Естественно и понятно, что равномерное топление печи делает обжогу кирпича везде одинаковою, а постепенное уменьшение огня под конец процесса обжигания дает кирпичу устойчивость против молотка и крошки.
Огромный процент кирпича на постройках отходит, вследствие необходимых при кладке ударов молотка, от которых разбивается кирпич обожженный не в меру.
По этому труд очелочника самый тяжелый в кирпичном производстве, есть вместе с тем почти самый важный, и легче всего ускользающий от присмотра.
Очелочник на наших кирпичных заводах есть личность важная еще и потому, что беспрерывный денной и ночной труд требует непременно совершенно трезвого поведения. В очелке денно и нощно лежат кучи дров; малейший недосмотр за делом, и завод от одной искры, попавшей в дрова, обращается в пепел.
Деревянный сарай, где помещаются печи, высушен как щепа горячим дымом и паром, и огнем очелков и горячим кирпичем, наполняющим всю его вместимость.
Раз вырвалось пламя наружу и сарай горит, как смола, кругом громадные склады дров (нарочно складываемых по ближе к топке), горят вслед за сараем, и убыток от подобного пожара может быть велик.
Наши заводчики, в отвращении несчастных случаев от нетрезвости и оплошности и нерадения очелочников, придумали брать на эти должности мальчиков.
Ребенок русского люда лучший ребенок в мире. Когда мальчишка наш становится гожим к труду, он бывает так счастлив и так горд, что исполнение обязанности делается для его самолюбия высшей и самой вящшей потребностью.
Мальчишка очелочник валит в печь двухаршинные полена дров, как щепы.
Спит он только одним глазом и, то, по большей части, днем. При очаге своем он неотступен и никогда не жалуется на тяжесть труда. У очелка всегда жарко; очелочник всегда босоногий, бледный с полным выражения лицом, всегда сухощавый до крайности, но крепкий и мускулярный.
Очелочник никогда не поет, но весьма часто грамотен и читает книжку.
Огонь съедает в нем и жир мышц и бодрость духа. Близость страшной стихии придает мысли серьезное направление, постоянное упражнение придает мускулам крепость.
В добросовестности русского мальчишки кирпичный заводчик нашел самую лучшую гарантию безопасности своей собственности.
За очелочником никто не присматривает; у него один прямой начальник — это обжигало.
Обжигало важная личность на кирпичном заводе, от его знания распоряжаться огнем зависит качество кирпича на столько же на сколько и от материала, из которого сделан кирпич.
От обжигалы и от очелочника зависит еще весьма важно заводское дело, а именно, экономия дров. Хороший очелочник с хорошим обжигалой, разумной топкой сбережет на каждой печке десятки рублей.
Нужно присмотреться, как блестят глазенки мальчишек, недавно попавших в очельники, когда обжигало указывает пм размеры и приемы постепенности топки. Весь сырой, но быстрый и глубокий умишко ребенка, одного нравственно-здорового в Европе колена, блестит яркой искрой Божьей в глазах мальчишки, рисуется в самом сильном напряжении мускулов лба, лица и всего тела.
Вся фигура мальчишки готовящегося быть хорошим очелочником выражает одно безграничное внимание к словам обжигалы.
У нас нет еще кисти, которая бы передавала потомству типы нашей современной народной деятельности, но если подобная кисть нашлась бы и выставила бы на суд Европы мальчишку очелочника, то я убежден, что все мыслящие люди признали бы за этим ребенком право на будущее первенство в мире.
Это разумное желание знания, это безграничная отвага взора ищущего поймать правду, этот аполлон у дела, это спокойствие напряженного тела, составляют тот тип, в котором всякий разумный глаз прочтет строку завета будущности: лад, труд, знание и спокойствие.
Наш мальчишка труженник есть просто тип приходящего на дело лада и мира юного поколения Европы, как gaminaceus Парижа прошлой половины столетия был прототипом будущности в неурядице и поколебании всех основных идей человеческого нравственного бытия.
Всклокоченный, дрожащий от нетерпения, сверкающий огненным взглядом мести уличный Гаврош Парижа, вырос в коммунара, поджигателя и гильотинщика.
Спокойный мальчик русского люда весь у дела, ясным глазом ищущий правды и ведения вырастет в того гражданина, который сделает в Европе основами бытия труд, мир и ведение.
И да будет так... и было бы так непременно если бы этому мальчишке в подмогу росли христианская семья, жена, чуждающаяся кабака и позора, если бы старшие рабочие пожалели бы его и не вели бы его в кабак и на безобразие.
Но увы! у нас что ни шаг, то кабак, куда не глянь, куда не кинь, — везде он: в кабак ведут насильно старшие, а затем мальчишка уже сам оставляет там за чаркой и блеск ищущего правды глаза и напряженную в деле труда мышцу... а ведь был лучший человек дела до первого калачного порога.
Тетка орехами заманивает девчонку, а там чайком подливает, а затем уже и рюмка готова осквернить коралловые уста будущей матери трудовой семьи люда, а там поцелуй нахала, или развратного франта. А была, росла жена для русского мальчишки честная, здоровая, пригожая мать руки труда люда труженика.
И была, родилась и росла — будущность возобновленного мира ……… .
Продолжение
